Тамара Курдюмова - Литература. 6 класс. Часть 1

Все молча остановились у большого камня. Алеша посмотрел, и целая картина того, что Снегирев рассказывал когда-то об Илюшечке, как тот, плача и обнимая отца, восклицал: «Папочка, папочка, как он унизил тебя!» – разом представилась его воспоминанию. Что-то как бы сотряслось в его душе. Он с серьезным и важным видом обвел глазами все эти милые, светлые лица школьников, Илюшиных товарищей, и вдруг сказал им:

– Господа, мне хотелось бы вам сказать здесь, на этом самом месте, одно слово.

Мальчики обступили его и тотчас устремили на него пристальные, ожидающие взгляды.

– Господа, мы скоро расстанемся… Скоро я здешний город покину, может быть очень надолго. Вот мы и расстанемся, господа. Согласимся же здесь, у Илюшина камушка, что не будем никогда забывать – во-первых, Илюшечку, а во-вторых, друг об друге. И что бы там ни случилось с нами потом в жизни, хотя бы мы и двадцать лет потом не встречались, – все-таки будем помнить о том, как мы хоронили бедного мальчика, в которого прежде бросали камни, помните, там у мостика-то? – а потом так все его полюбили. Он был славный мальчик, добрый и храбрый мальчик, чувствовал честь и горькую обиду отцовскую, за которую и восстал. Итак, во-первых, будем помнить его, господа, во всю нашу жизнь. И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое великое несчастье, – все равно не забывайте никогда, как нам было раз здесь хорошо, всем сообща, соединенным таким хорошим и добрым чувством, которое и нас сделало на это время любви нашей к бедному мальчику, может быть, лучшими, чем мы есть в самом деле…

– Это непременно так будет, Карамазов, я вас понимаю, Карамазов! – воскликнул, сверкнув глазами, Коля. Мальчики заволновались и тоже хотели что-то воскликнуть, но сдержались, пристально и умиленно смотря на оратора.

– Это я говорю на тот страх, что мы дурными сделаемся, – продолжал Алеша, – но зачем нам и делаться дурными, не правда ли, господа? Будем, во-первых и прежде всего, добры, потом честны, а потом – не будем никогда забывать друг об друге. Это я опять-таки повторяю. Я слово вам даю от себя, господа, что я ни одного из вас не забуду; каждое лицо, которое на меня теперь, сейчас, смотрит, припомню, хоть бы и чрез тридцать лет. Давеча вот Коля сказал Карташову, что мы будто бы не хотим знать, «есть он или нет на свете?». Да разве я могу забыть, что Карташов есть на свете и что вот он… смотрит на меня своими славными, добрыми, веселыми глазками. Господа, милые мои господа, будем все великодушны и смелы, как Илюшечка, умны, смелы и великодушны, как Коля (но который будет гораздо умнее, когда подрастет), и будем такими же стыдливыми, но умненькими и милыми, как Карташов. Да чего я говорю про них обоих! Все вы, господа, милы мне отныне, всех вас заключу в мое сердце, а вас прошу заключить и меня в ваше сердце! Ну, а кто нас соединил в этом добром хорошем чувстве, об котором мы теперь всегда, всю жизнь вспоминать будем и вспоминать намерены, кто как не Илюшечка, добрый мальчик, милый мальчик, дорогой для нас мальчик на веки веков! Не забудем же его никогда, вечная ему и хорошая память в наших сердцах, отныне и во веки веков!

– Так, так, вечная, вечная, – прокричали все мальчики своими звонкими голосами, с умиленными лицами.

– Будем помнить и лицо его, и платье его, и бедненькие сапожки его, и гробик его, и несчастного грешного отца его, и о том, как он смело один восстал на весь класс за него!

– Будем, будем помнить! – прокричали опять мальчики, – он был храбрый, он был добрый!

– Ах, как я любил его! – воскликнул Коля.

– Ах, деточки, ах, милые друзья, не бойтесь жизни! Как хороша жизнь, когда что-нибудь сделаешь хорошее и правдивое!

– Да, да, – восторженно повторили мальчики.

– Карамазов, мы вас любим! – воскликнул неудержимо один голос, кажется Карташова.

– Мы вас любим, мы вас любим, – подхватили и все. У многих сверкали на глазах слезинки.

– Ура Карамазову! – восторженно провозгласил Коля.

– И вечная память мертвому мальчику! – с чувством прибавил опять Алеша.

– Вечная память! – подхватили снова мальчики.

– Карамазов! – крикнул Коля, – неужели и взаправду религия говорит, что мы все встанем из мертвых и оживем и увидим опять друг друга, и всех, и Илюшечку?

– Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу все, что было, – полусмеясь, полу в восторге ответил Алеша.

– Ах, как это будет хорошо! – вырвалось у Коли.

– Ну, а теперь кончим речи и пойдемте на его поминки. Не смущайтесь, что блины будем есть. Это ведь старинное, вечное, и тут есть хорошее, – засмеялся Алеша. – Ну пойдемте же! Вот мы теперь и идем рука в руку.

– И вечно так, всю жизнь рука в руку! Ура Карамазову! – еще раз восторженно прокричал Коля, и еще раз все мальчики подхватили его восклицание.

1. Расскажите об истории с Жучкой и ее мнимой гибелью.

2. Почему Жучка стала Перезвоном?

3. Чем завершилась эта история?

1. Почему Коля Красоткин не принес найденную Жучку к Илюше сразу же после того, как ее нашел?

2. Как вы объясните замысел Коли? Как характеризует его забота о том, чтобы всех удивить дрессировкой собаки?

1. Опишите сцену встречи Илюши с найденной Жучкой.

2. Как одноклассников сплотила чужая беда?

3. Почему похороны Илюши и речь у камня помогают понять важность человечности и дружбы?

Антон Павлович Чехов (1860–1904)

Жизнь Чехова складывалась нелегко. Он вырос в Таганроге, в семье мелкого лавочника, окончил гимназию и затем переехал в Москву, где окончил медицинский факультет Московского университета. Но его призванием было литературное творчество, и доктор Чехов стал писателем.

Как ни труден был быт в семье Чеховых, братья и сестра росли веселыми и беспечными. Главным изобретателем всяких проказ в семье был Антон. Из одной детской домашней шутки впоследствии вырос забавный рассказ «Хирургия», который исполнялся братьями как веселая сценка. Вместо зуба в рот бедному «больному» помещалась огромная пробка.

Ранние рассказы Чехова – это веселые шутки и комические сценки. У молодого писателя, который публиковался в разных юмористических журналах, было немало псевдонимов: Антоша, Человек без селезенки, Рувер, Уллис, Брат моего брата, но чаще всего Антоша Чехонте.

Вы уже знаете, что слово псевдоним, образованное от греческих слов «вымысел» и «имя», обозначает вымышленное имя, которым автор заменяет свое настоящее.

В ранних рассказах Чехова множество самых разных героев. Среди них и ваши ровесники. Как же изображал отрочество молодой писатель? В небольшом рассказе «Жизнь в вопросах и восклицаниях» автор так характеризует этот период жизни человека: «Отрочество. Иди-ка сюда, я тебя высеку! Где это ты себе нос разбил? Не беспокой мамашу! Ты не маленький! Не подходи к столу, тебе после! Читай! Не знаешь? Пошел в угол! Единица! Не клади в карман гвоздей!..»

А. П. Чехов сочинял не только веселые и забавные рассказы для юмористических журналов. В его произведениях звучала сатира: вместо доброжелательного смеха читатель слышал осуждение. Писатель ответственней и строже смотрит на то, какой рисуется в его рассказах окружающая жизнь. Многочисленные и забавные псевдонимы заменяются его собственным именем. Когда А. П. Чехов составлял свой первый большой сборник произведений, он включил в него и рассказ «Хамелеон». Именно этот сборник писатель впервые подписал собственным именем: Антон Чехов. «…Нотки задумчивости… и особенной, только Чехову свойственной, печали, уже прокрадывающиеся сквозь яркую смешливость, еще более оттеняли молодое веселье этих рассказов», – вспоминал впоследствии об этом сборнике писатель В. Г. Короленко.

Вам предстоит познакомиться с рассказами «Хамелеон», «Толстый и тонкий» и их героями. О свойствах ящериц-хамелеонов, меняющих свой цвет в зависимости от обстановки, так широко известно людям разных стран, что даже в словарях у этого слова есть два объяснения. Одно говорит о том, что это один из видов ящериц, а второе значение формулируется так: «Переносное значение. Беспринципный человек, легко меняющий свои взгляды в зависимости от обстановки».

Хамелеон

(А. П. Чехов)

Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина… На площади ни души… Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже нищих.

– Так ты кусаться, окаянная? – слышит вдруг Очумелов. – Ребята, не пущай ее! Нынче не велено кусаться! Держи! А… а!

Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается толпа.